→  Динамика типологических характеристик английского языка

Динамика типологических характеристик английского языка

Прежде чем ставить вопрос о принадлежности английского языка к корнеизолирующему, агглютинативному или флективному типу, целесообразно изучить распространение в его строе перечисленных выше шести способов соединения носителей связанных значений — от крайне аналитического до крайне синтетического. Сразу отметим, что в многотысячной по составу элементов лексической .подсистеме широко представлены все шесть способов, и общей закономерностью их распределения является зависимость от степени употребитель- ности данного лексического элемента, которая в свою очередь определяется уровнем значимости называемого им предмета или явления для языкового сообщества: чем важнее предмет или явление, тем употребительнее его название и тем короче оно, а краткость слова обеспечивается, естественно, синтетичностью его строения. В этом, в частности, проявляется низкий уровень типологической значимости лексической подсистемы для строя языка в целом. Из этого не следует, что лексическая подсистема стоит вне строя языка и что типологическая характеристика языка в целом для нее несуще- ственна: ниже, в главе IV, мы подробно рассмотрим английскую лексичерую подсистему с целью определения ее типологической характеристики, которая несом- ненно связана со строем языка в целом; но такой анализ может быть плодотворно проведен лишь после того, как определяющие черты строя английского языка будут выявлены путем анализа его грамматической подсистемы, ведущей в строе языка.

Нескучное онлайн-обучение английскому языку с помощью игр и интересных заданий Присоединяйтесь к 23 миллионам пользователей Lingualeo Английский по фильмам и сериалам. Учите английский с удовольствием!

Первый из шести способов соединения значащих единиц — аналитический, при котором соединяемые элементы сохраняют словесную раздельность (раздельно- оформленность — см. Смирницкий 1956, с. 33), имеет, как известно, широчайшее распространение в английской грамматической подсистеме. Второй способ — композитный, напротив, в ней совсем не используется. Крайний на другом полюсе способ — супплетивный, шестой в нашем перечне, в принципе исключителен в грамматиче- ской системе любого языка, потому что он несовместим с требованием стандартизации грамматического оформления лексических единиц; область его использования всегда ограничена немногими словами, обычно с высокой частотностью употребления. Но грамматические свойства, не выходящие за пределы закрытого инвентаря слов, строевого значения иметь по определению не могут; поэтому супплетивность заведомо исключена из строя языка в целом.

Способ пятый — внутренняя флексия — в английской грамматической подсистеме также ограничен закрытым инвентарем из нескольких существительных и нескольких десятков глаголов, что исключает его из строя языка. В отличие от супплетивности внутренняя флексия в принципе совместима со стандартизацией, и в далекой предыстории английского языка она была стандартной у так называемых «сильных» глаголов, где она подчинялась правилам чередования гласных — аблаута. Носителем лексического значения при этом была стабильная часть глагольного корня — его консонантная пе- риферия, а грамматические значения времени, числа, нефинитности (партиципиальности) выражались переменными вокалическими инфиксами. Например, готский глагол kiusan со значением «избирать» имел в начале корня согласную фонему /к/, а в конце его — сочетание фонемы /и/, выступавшей в гласном и полугласном аллофонах, с завершавшей кррень фонемой /s/; между двумя частями корня размещалась позиция инфикса, которую могли занимать показатели настоящего времени — гласная /i/, прошедшего времени в единственном числе — гласная /а/, а также нулевые показатели прошедшего времени во множественном числе и в причастии. Корень вместе с инфиксом получал соответственно вид kius/kaus/kus в четырех основных формах готского сильного глагоЛа kiusan—kaus—kusum—kusans. Заметим, что инфиксы имели важное свойство, характеризующее флексию в отличие от агглютинатов: они могли быть многозначными, совмещая в себе несколько грамматических значений, что оправдывает их характеристику как внутренних флексий. Существенно также, что в ту эпоху, когда микросистема аблаута складывалась (а ко времени письменной фиксации готского языка в IV в. н. э. эта эпоха уже миновала), она несомненно была стандартной и продуктивной, т. е. обладала строевыми свойствами в грамматической подсистеме.

Но сохранить это качество на длительный срок микросистема аблаута не могла, она была с самого начала обречена на гибель в результате неизбежного столкновения двух языковых подсистем — грамматической и фонегической. Современная системология отказалась от наив- ного представления о гармоничности системы как непротиворечивости, бесконфликтности взаимоотношений меж- ду ее компонентами. Внутрисистемная гармония динамична, неустойчива, она постоянно обновляется в ходе непрекращающегося противоборства разнонаправленных сил. Главный источник внутренних противоречий в системах любого рода — субстантная разнородность эле- ментов, которые, будучи вовлечены в данную систему, могут наряду с нужными ей свойствами сохранять в своей субстанции свойства бесполезные и даже вредные для нее, так как сохраняют способность одновременно ходить и в другие системы, где они неизбежно подвергаются воздействию совсем иных, внешних для данной си- стемы сил. Поэтому воздействие функциональных и структурных факторов, подчиняющих субстанцию элементов требованиям одной системы, наталкивается на сопротивление, источник которого лежит в иных, соседних системах. Такое противодействие системы, исходящее из посторонних для нее источников, иногда характеризуют как «антисистемное»; это принципиально неверно, так как сколько-нибудь существенное противодействие любой системе может оказать только другая система, И поэтому его следует характеризовать не как «антисистемное» или «внесистемное», а точнее — как иносистем- ное или межсистемное.

Стабильность микросистемы абЬаута как компонента грамматической подсистемы общегерманского праязыка предполагала, естественно, стабильность звуковой субстанции инфиксов, их устойчивость против любых фоне- гических процессов. Однако оградить инфиксы от фонетического взаимодействия с соседними звуками в слове, от йоздействия фонетического строения слова заведомо невозможно, так как звуковая субстанция инфиксов, рмзумеется, оставалась неотъемлемой частью фонетической подсистемы языка и подчинялась всем закономер- ностям ее функционирования. Таким образом, морфологическая микросистема аблаута не была защищена от разрушающего воздействия со стороны фонетической подсистемы.

Укажем три направления такого воздействия. Вонгрвых, гласные инфиксов /i/, /а/ сливались со следоваввшими за ними гласными (ими могли быть /i/ или /и/ в полугласных аллофонах) в монофонемы — монофтонг /i:/ (гот» reisan, др,-англ. rlsan 'подниматься'), 21 дифтонги /ai/,' /iu/, /au/ (гот. rais — ед. ч, претерит того же глагола, формы упомянутого выше глагола kit san, kaus). В своей дальнейшей эволюции возникши гласные фонемы все дальше отходили от первоначальны инфигированных гласных (ср. др.-англ. ras>co_Bp. rosi др.-англ ceosan>coBp. choose, др.-англ. ceas>coB chose).

Во-вторых, гласные инфиксов изменялись также по воздействием соседних согласных: например, подверглись преломлению перед определенными согласным^ т. е. расширялись в готском, дифтонгизировались в древнеанглийском.

Наконец, вообще не сохранились нулевые инфикс Они установились в глагольных формах с древнейшй ударением на суффиксах, где безударные корни в cooтветствии с системой аблаута первоначально не содержи ли слогообразующих гласных. Но с фиксацией германского ударения на корне последний не мог оставатьс без гласного, который мог бы принять на себя ударении и в глагольных формах с нулевыми инфиксами появилис эпентетические гласные из разных источников: ср. го' findan—fand—fundum—fundans 'находить', brikarn brak—brekum—brikans 'ломать' с гласными /u/, /el /i/ в двух последних формах каждого ряда, нарушившими первоначальную схему аблаута путем устранени из нее нулевой ступени.

В дальнейшей истории германских языков, включая английский, воздействие звукового окружения на аблаутные инфиксы не ослабело и в английском языке привел к полному стиранию видимых закономерностей в спряжнии «сильных» глаголов, которые сохранились как реликтовая морфологическая группа с непродуктивной организациеи спряжения и тем самым утратили строевую роль в языке.

Грамматическая микросистема аблаута с самого начала испытала на себе противоборство не только фонет^ ческой, но и лексической подсистемы. Для последне весьма существенна способность к постоянному пополнению новыми словами,^в том числе глаголами. Сильны же глаголы этому не способствовали хотя бы потому, не накладывали сильные ограничения на звуковую оболочк глагола: чтобы включиться в описанную схему аблаута, глагол должен был иметь односложный корень с гласной /\ в центре. Естественно, что многие глаголы заведомо и могли стать «сильными» (например, гот. haban 'имет^ bugjan 'покупать') и образовали группу «слабых» глаголов, которые использовали в своем словоизменении лишь суффиксы, а не инфиксы, и потому отличались высокой продуктивностью своей модели спряжения. Следует отметить, что две позиционные разновидности аффиксов — инфиксы и суффиксы — по своей типологической природе не равноценны: первые, проникая внутрь корня, сливаются, синтезируются с ним гораздо теснее, чем суффиксы, тогда как последние не обязательно сливаются с ним и потому образуют слова с более слабой синтетичностью.

Нам осталось рассмотреть два способа присоединения аффиксов — фузионный, более плотный, трудно разделимый и потому обеспечивающий более сильную синтетич- ность морфемного сцепления в слове, и бесфузионный, С четким разграничением морфем и потому более отдаленный от полюса синтетичности.

В древнеанглийский период словоизменение нередко сопровождалось фонемными чередованиями в корне, обусловленными воздействиями со стороны звуковой оболочки суффикса, что свидетельствует о фузионном характере древнеанглийской суф- фиксации. Особенно заметна фузионность на стыке глагольных корней с дентальными суффиксами претерита, где сочетание двух согласных — корневого и суффиксального — становилось ареной фонетических процессов ас- симиляции и диссимиляции, а также вело к сокращению корневого гласного: следы этих процессов налицо в современных формах наподобие thought, lost, kept, fed. Имели место и воздействия в противоположном направлении — от корня к суффиксу, например, прогрессивная ассимиляция флексии 3 л. ед. ч. наст. вр. конечному согласному корня в bint 'связывает' наряду с bindefj. Однако позже все воздействия суффикса на звуковой облик корня в английском словоизменении прекратились, а сохранившиеся следы такого воздействия приобрели реликтовый характер и ограничены закрытым перечнем слов — глаголов (см. примеры выше), существительных с озвончением щелевого согласного перед суффиксом мно- жественного числа (houses, baths, knives). Воздействие звукового состава корня на суффикс, напротив, усилилось, так как прогрессивная ассимиляция суффикса ста- ла обязательной; при этом, однако, она никогда не ведет к размыванию границы между двумя морфемами — напротив, сложился морфонологической механизм, обеспечивающий высокую степень четкости этой границы.

Состав словоизменительных суффиксов в современном английском языке, не знающих лексической ограниченности и потому имеющих строевое значение, очень невелик и обычно сводится к трем единицам в плане выражения: одна из них содержит шумный щелевой согласный /s/\ или/z/, другая — шумный смычный согласный /t/ или| /d/, третья — сонорный смычный / g /. Морфонологические правила продуктивной словоизменительной суффиксации формулируются следующим образом: 1) Между корнем и суффиксальным согласным размещается вока^ лический буфер — гласная фонема /i/, обеспечивающая высокую четкость морфемной границы. Она автоматически появляется перед шумным смычным, если корень завершается шумным смычным того же места образования, т.е. /t/ или /d/ (wanted, landed); перед шумнымв щелевым после близких к нему согласных /s/, /z/^ /J7//3/, /tj/, /d3/ (passes, rises, pushes, rouges; matches, judges). Очевидное назначение буфера — не допустить ассимилятивных или диссимилятивных воздействий между корнем и суффиксом, которые были бы* неизбежны в группах из одинаковых или близких согласных. Что же касается смычного сонанта /д/, то гласная фонема /i/ всегда предшествует ему в суффиксе -ing\\ это, вероятно, объясняется весьма слабой способностью сонанта /д / к сочетанию с другими фонемами — перед ним невозможны все согласные и все неусеченные (дол-! гие) гласные. 2) При отсутствии вокалического буфера шумный согласный суффикса подвергается прогрессивной ассимиляции и получает признак глухости от последнего согласного корня (looks, looked); во всех прочих случаях он реализуется как звонкий (pulls, pulled; ties, tied); в том числе и после вокалического буфера /i/.

Изложенные морфонологические правила не обеспечив вают полной различимости морфемных границ при отсутствии вокалического буфера, так как возникающие н$ стыке корня и суффикса гетероморфемные сочетания фонем иногда приводят к омофонии суффиксальных словоформ с корневыми словами: mind—mined, tax—tacks, tact—tacked, rose—rows,*toad—towed. Но в большинстве случаев такая омофония исключена из-за невозможности соответствующих сочетаний фонем в исходе английского корня.

Таким образом, рассмотрев использование шести способов соединения грамматических значений с лексическими в английских словоформах, мы обнаружили, что продуктивными, существенными для строя современного английского языка можно считать лишь два из них — аналитическое соединение и суффиксацию с четкой морфемной границей (№ 3). Заметим, что оба способа относятся к той половине перечня, которая обращена к полюсу аналитизма. Напротив, для древнеанглийского языка наиболее существенными были способы №№ 3, 4, 5, т. е. наряду с бесфузионной суффиксацией также суффиксация фузионная и внутреняя флексия, в результате чего ипно преобладали способы, близкие к противоположному полюсу синтетизма. При этом важно также, что внутренняя флексия (№ 5) потеряла продуктивность еще в древ- неанглийский период, а фузия (№ 4) стала реликтом только в среднеанглийский период, что свидетельствует о поэтапном характере переноса центра тяжести с ярко синтетичных на менее синтетичные, более аналитические способы., Но из этого вовсе не следует, что действовала некая целенаправленная «тенденция», определившая переход от синтетизма к аналитизму. Любое изменение в языке— результат взаимодействия сил, истоки которых лежат в конкретных, сложившихся непосредственно перед изменением внутри- и межсистемных отношениях.

Как и все древние индоевропейские языки, древнегерманские языки были отчетливо флективными и потому ярко синтетичными: в них широко использовались фузионная суффиксация и внутренняя флексия. Не отклонял- ся от этой типологической характеристики и древнеанглийский язык. Тем не менее, внимательное рассмотрение древнеанглийского словоизменения показывает, что флективный и синтетичный характер языка не давал уже ос- нований говорить о четкости, яркости этих строевых черт. Сравнение древнеанглийского словоизменения VIII—IX вв. со словоизменением близкородственного, но доку- ментированного в IV в. готского языка свидетельствует о далеко зашедшем процессе редукции, ослабления у древнеанглийских флексий.

Существительные имели парадигму из 8 словоформ (четыре падежа в двух числах), однако различимых лексий насчитывалось в каждом склонении от 3 до 6. парадигме прилагательных свыше 40 словоформ различались не более чем десятью флексиями. В спряжении глагола различимость флексий была выше, чем в именных частях речи. Таким образом, по различимости своих флексий три большие части речи располагаются в после довательности «глагол — существительное — прилагательное».

Редукция флексий была двусторонним процессом — фонетическим и грамматическим, причем каждая из сто рон процесса усиливала другую: разрушение звуковы: оболочек постоянно безударных флексий снижало и: функционально-семантическую значимость, что в свок очередь способствовало их дальнейшему фонетическом; разрушению. Система языка, естественно, реагировал* на этот процесс поиском компенсации функционально семантических утрат, и поиск вовсе не был ограничь одним направлением — аналитизацией. В древнеанглий ский период нередкими были случаи переноса редуци руемой звуковой субстанции суффиксов в корень путел регрессивной ассимиляции — велярной и палатально перегласовки, озвончения и оглушения согласных, что означало усиление фузионности и внутренней флектив ности, т. е. определенное укрепление синтетизма. Но результатом было лишь некоторое расширение перечнз нестандартных словоформ — к «сильным» глаголам, чья модель словоизменения была непродуктивной уже в древнеанглийском, добавилось в среднеанглийский nepnoj несколько десятков «слабых» глаголов, у которых претеритные формы имеют либо измененный по сравненш с исходным видом корень (have — ha-d, leave — lef- sleep — slep-t, say — sai-d), либо отклоняющийся от стандарта суффикс (burn-t). Небольшой рост количества ре ликтовых форм не привел к существенному сдвигу в на правлении синтетизации. Обращает на себя внимание то что именно в глаголе как наиболее синтетичной из трех больших частей речи проявилось некоторое усиление синтетизма.

Среднеанглийский период ознаменовался двумя шага ми в процессе редукции флексий. В начале период* три различавшиеся в безударной позиции гласные фо немы — /a/, /e~i/, /o~u/ слились в одну фонему (^нейтральной по качеству реализацией — /э/, что резко снизило различимость флексш в одних склонениях, а в других вообще свело ее к нулю существенно снизилась различимость флексий и в спряжении глаголов. К концу периода произошло массово* отпадение безударных гласных вместе со следовавшим з; ними носовым сонантом /п/. Следовательно, по фонети ческим условиям могли сохраниться лишь флексии, cодержавшие шумный согласный или неносовой сонант. ш существительных такой состав имели две омофоничные Имексии: -es для род. п. ед. ч. и для им. и вин. п. мн. ч. Ьдной из трех продуктивных в древнеанглийский период Ьоделей склонения (ср.-англ. stones 'камня' и 'камни'), ■ в двух других моделях таких флексий вообще не было; Каким образом, существительное смогло сохранить лишь ■ВС флексии, к тому же фонетически совпавшие и не рхватывавшие всю часть речи. У прилагательных фонетически устойчивыми были флексии -es и -геу но у этой части речи с ослабленной уже в древнеанглийский период Ьлективностью редукция привела к полному устранению Склонения, в том числе, естественно, и форм с фонетически рстойчивыми флексиями. В спряжении глаголов не подлежал редукции, конечно, суффикс «слабого» претерита 1/1/ или/d/; из флексий личного спряжения сохранялись hit для 2 л. ед. ч., -th для 3 л. ед. ч., а также совпавшая с последней флексия -th для всех лиц мн. ч. (ср.-англ. blndest Ляжешь', bindeth 'вяжет, -ем, -ете, -ут').

Итак, в среднеанглийский период сохранились от редукции всего четыре различимых суффиксальных грам- матических показателя в фонетических реализациях: [/•/ у существительных, /t/~/d/, /st/, /В/ у глаголов, [Причем претеритальный суффикс /t/~/d/ никогда не |был флексией в строгом смысле этого термина, так как (Имел только одно грамматическое значение; древнегерманские глаголы формировали для двух своих времен (особые основы, и суффикс /t/~/d/ был показателем (претеритальной основы, отличным по своей природе от личных флексий.

Для типологической характеристики английского языка, как в его современном состоянии, так и в его эволю- ционной динамике, решающее значение имеет вопрос о том, сохранились ли после редукции перечисленные флексии как таковые — тогда английский язык остается флек- тивным по своему типу, и изменение свелось лишь к обеднению инвентаря флексий; или же сохранилась лишь губстанция прежних флексий, а сами они вошли в новую, преобразованную систему языка в качественно иной роли — и тогда английский язык, лишенный флексий, при- (обрел новую типологическую характеристику в результате широкомасштабной перестройки, развернувшейся с начала среднеанглийского периода.

Присущий лингвистической традиции односторонний, преимущественно субстантный подход к языковой системе склоняет исследователя к первой альтернативе сохранение хотя бы части древних флексий может означать только сохранение флективности строя языка, так как утрата флективности имела бы своим очевидным результатом гибель всех флексий. Именно так решил во прос А. И. Смирницкий: «Общее количество словоизменительных суффиксов в современном английском языке меньше, чем, например, в русском языке или в том же самом английском языке, но в древний период его развития. Эта особенность английского языка связана с общим упрощением морфологии словоизменения, имевши место в древний и особенно в средний период его истории... Вместе с тем следует всячески подчеркнуть, что скудость морфологической системы английского языка бедность этой системы морфологическими показателям обычно сильно преувеличивается. Это происходит потом что должным образом не учитываются два обстоятелвства: 1. Омонимия словоизменительных суффиксом 2. Наличие большого количества нулевых суффиксов.

Обращает на себя внимание утверждение не только: чисто количественном упрощении суффиксального слова изменения в истории английского языка, но и попытк преуменьшить масштабы упрощения, различая неразличимые суффиксы и усматривая суффиксы там, где их нет Омонимия неизбежна, вероятно, в любом языке, но он всегда остается маргинальным, индивидуальным, принципиально не поддающимся стандартизации, моделиров^ нию явлением, которое по этой причине получает распространение в слабо моделированной лексической под системе. Попытка использовать понятие омонимии прописании строя языка — следствие слабости теоретиче ского построения, оказавшегося непригодным для выявления единства расщепляемых на «омонимы» Языковы единиц (см.: Мельников, с. 362, прим. 8). Конечно, морфологически богатом флективном языке неизбежно монимия отдельных пар флексий, так как фонетическа подсистема вряд ли может абеспечить строгую индивидуальность звуковых оболочек многих десятков флексии но сам факт такой омонимии не имеет решительно никакого значения для строя языка — например, омоними флексий в местоимении моём (предл. п. ед. ч. муж. ср. р.) и глаголе поём (1-е л. мн. ч. наст, вр.), в q ществительном плену (дат. п. ед. ч. ср. р.) и глагол лечу (1-е л. ед. ч. наст, вр.) так же несущественна для строя русского языка, как и омонимия в последнем из приведенных примеров словоформ двух глаголов (лететь, лечить), Сама возможность подобной омонимии отсутствует в языке, где налицо не более полдюжины суффиксов словоизменения, где в каждой части речи установи- лась единая продуктивная модель словоизменения и потому устранена дробность многочисленных «склонений» и «спряжений».

Весьма примечательно то, что в трех случаях после развертывания системной перестройки грамматическая подсистема английского языка (и во всех случаях речь идет о глаголе) вызвала к жизни новую «омонимию», не обусловленную совпадением редуцированных флексий. Один из них, правда, связан с нею косвенно: когда совпали звуковые оболочки показателей 3-го л. ед. ч. и всех лиц мн. ч. -//i(maketh), последний из них был заменен показателем -en (maken); он, однако, вскоре оказался редуцированным, и в результате форма мн. ч., лишившись всякой маркировки, совпала с 1-м л. ед. ч. Как видим, разрыв одной омонимической пары завершился как будто созданием другой. Уязвимое место в такой логике — презумпция незыблемости парадигмы из трех лиц в двух числах, которая кажется столь «естественной», универсальной. Построив раз и навсегда такую парадигму, лингвистическая традиция заполняет ее формами, и в одних языках обнаруживаются все шесть форм (русский, латинский); в других — пять (румынский), четыре (немецкий), тогда приходится искать омонимию форм. В английском же таких форм сегодня всего две — с показателем и без него. Первая из них иллюстрирует другой случай становления новой «омонимии»: суффикс •/А в начале новоанглийского периода был заменен суффиксом -s, который, конечно, «омонимичен» суффиксу существительных, в результате чего возникла массовая «омонимия» форм двух частей речи (notes 'заметки' и ■замечает'), «омонимия» моделированная и несомненно носящая строевой характер. Но в этом случае так называемой «зеркальной омонимии», соединяющей словоиз- менение двух противостоящих друг Другу частей речи, имеет место своеобразная общность флексии s, общность, а не омонимия как совпаде- ние двух разных единиц только в плане выражения.

Третий случай становления новой «омонимии» — устранение суффикса -nd у презентного причастия (др.- англ. berende 'несущий') и замена его суффиксом -ing,результатом чего явилось полное совпадение причастий с включавшейся в глагольную парадигму новой.нефинитной формой герундия (reading 'читающий', 'читая* и 'чтение'). И снова вопрос: омонимия двух сохраняющих отдельность форм или слияние в одну форму?

Как можно видеть, ссылки на омонимию форм имеют целью представить строй английского языка как типологически стабильный, претерпевший лишь некоторое сокращение (впрочем, не столь существенное) своего флективного инвентаря. При этом приходится настаивать и на стабильности самих парадигм, в которых якобы сохраняются не наблюдаемые в плане выражения различия.

Этой же цели служит обращение к понятию «нулевой флексии». Как и омонимия флексий,' нулевая флексия вполне естественна в ярко флективных языках, где на фоне обилия реализаций флексий отсутствие плана выражения воспринимается как одна из возможных реализа- ций, как правило, не очень частотная в тексте. Совсем иное дело — введение понятия «нулевой флексии» в язык другого типа, где такая флексия оказывается самой частотной в тексте, а инвентарь противостоящих ей поло- жительных показателей скуден. В таком случае это понятие маскирует типологически существенный факт от- сутствия показателей и тем самым искажает результаты типологического исследования.

Итак, попытки приписать английскому языку типологическую стабильность и продолжать считать его языком флективным успеха не имели, ибо слишком очевиден исторический факт крутой, радикальной типологической перестройки в нем. Исключив английский язык из числа флективных, она приблизила его к двум прочим типам — корнеизолирующему и агглютинативному. Поскольку корнеизоляция в принципе не знает словоизменительных суффиксов, необходимо подвергнуть английские словоизменительные суффиксы проверке на агглютинативность.

Агглютинаты, как известно, грамматически однозначны и легко вычленяются Из слова, а агглютинирующие корни легко формируют одноморфемные слова без участия аффиксов. Вопрос о грамматических значениях английских словоизменительных суффиксов будет подробно рассмотрен в следующей главе, так как для этого необходимо подробное рассмотрение состава грамматических категорий. Ясно, однако, что три продуктивных словоизменительных суффикса современного английского языка — /s/ ~ /z/, /t/ ~ /d/, /ig/ — характеризуются бесфузионным соединением с корнями и легко выводятся из состава словоформ, в которых не реализуются соответствующие суффиксам грамматические значения.

Иногда агглютинацию отождествляют со способностью языка к построению длинных цепочек из агглютинатов. Однако это нередкое при агглютинации явление — лишь следствие однозначности агглютинатов: если язык располагает богатой категориальной подсистемой и использует главным образом агглютинаты в качестве ее маркеров, то их, естественно, немало, а словоформа, несущая несколько положительных категориальных значений, неизбежно скапливает в себе такое же количество агглютинатов и располагает их в строгой последовательности. Категориальная подсистема в английской грамматике достаточ- но богата, но в качестве показателей в ней широко используются не только агглютинаты. Не меньшее распространение получили показатели аналитические — вспомогательные слова, размещаемые в препозиции. Поэтому пнглийская грамматика не выработала механизма последовательного размещения агглютинатов одной словоформы и не допускает их сочетания в ней.

В современном английском языке агглютинация стали, как видим, ведущим способом построения словоформ. Наряду с агглютинацией в синтетических словоформах широко используются и аналитические словоформы со мепомогательными словами в их составе, что, впрочем, игсьма характерно для многих агглютинативных языков. Надь агглютинация, как и все прочие типологические сиойства языков, в принципе динамична и может обнаруживать признаки перехода в другие типы — как флек- тивный, так и корнеизолирующий. Агглютинация в английском языке не сближается с флективностью, а напротив, исторически отдаляется от нее. Все проявления флективности в грамматической подсистеме современного английского языка носят реликтовый характер, они лексически ограничены и непродуктивны, а потому не имеют строевой значимости. Агглютинация здесь характеризуется как слабо синтетичная и сильно аналитизированная.

Обсуждая соотношение аналитизма и синтетизма в строе современного английского языка, необходимо постлвить вопрос о критерии отнесения словоформ к числу синтетических. Критерии отнесения словоформ к аналитическим также спорны, пока их пытаются отыскать в собственной структуре аналитических словосочетаний и в их грамматическом значении; очевидно, единственным критерием аналитичности словоформы может быть ее принадлежность к определенной грамматической категории,* наличие которой в языке устанавливается на основе совокупности критериев.

Что же касается синтетических словоформ, то таковыми традиционно принято считать все однословные, неаналитические словоформы. Но если аналитизм и синтетизм противостоят друг другу как способы соединения! двух связанных значений — для словоформ это соединение грамматического значения с лексическим, — то подлинно синтетичными следует считать лишь суффигированные словоформы, соединяющие в своей структуре лексически значимый корень с грамматическим показателем.

Разумеется, принятие «нулевых флексий» в английской грамматической системе ведет к признанию бессуффиксальных словоформ содержащими «нулевую морфему» щ потому двуморфемными, синтетичными. Но отклонение тезиса о наличии в английском языке «нулевых флексий» как типологически несовместимых с его строем требует отказа от мнения о синтетичности одноморфемных, бессуффиксальных словоформ, поскольку в них не имеет места синтез, соединение грамматического значения с лексическим. Грамматическое значение отсутствует в самим подобных формах, оно вносится в них лишь синтагматическим окружением и потому должно быть признано анали4 тичным по способу выражения.

Следовательно, в парадигмах английских глаголов и существительных (из больших частей речи лишь эти две имеют словоизменительные парадигмы) обнаруживаются три вида словоформ: аналитические — will work, an egg; синтетические — worked, eggs; немаркированные, не содержащие грамматических показателей — work, egg.

Парадигмы конституируются маркированными, т. е. принадлежащими к двум первым разновидностям словоформами; немаркированное словоформы входят в них по контрасту с маркированными как носители отрицательных грамматических значений или, точнее, как не-носители положительных значений.