→  Местоимения

Местоимения

За пределами больших частей речи остаются немногочисленные слова с высокой степенью специфичности, необходимые для языковой системы ничуть не меньше, чем слова стандартизированные. Здесь вполне уместна аналогия с профессиональными группировками: наряду с профессиями массовыми, многомиллионными общественная система нуждается и в редких, уникальных профессиях. Специфичность слова может быть настолько высока, что оно вообще не имеет ничего общего с какими-либо другими словами и потому не входит ни в какие группировки. Примерами таких уникальных слов служат не только известные yes, not, но и own — единственное слово из причисляемых к прилагательным, которое вообще не способно употребляться без предшествующего существительного или местоимения с притяжательным значением. Поскольку единственная цель грамматической науки — адекватное описание и объяснение граммати- ческой подсистемы языка, не следует приступать к попыткам грамматической классификации слов, не выяснив потребности языковой системы в подобной классификации для успешного функционирования языка и не обосновав тем самым наличие в нем искомого объекта. Нет никаких оснований полагать, будто речемыслительной деятельности человека присущи логически безупречные, основанные на единых критериях, непересекающиеся классификации, непременно охватывающие весь словарный состав языка.

Нескучное онлайн-обучение английскому языку с помощью игр и интересных заданий Присоединяйтесь к 23 миллионам пользователей Lingualeo Английский по фильмам и сериалам. Учите английский с удовольствием!

Полное описание всех слов английского языка, не вошедших в большие части речи, в нашу задачу не входит, потому что многие из таких слов обладают свойствами, универсальными для всех языков, и не обнаруживают связи со спецификой данного языка. Так, слова, функционирующие как самостоятельные подтверждающие высказывания (англ. yes, рус. да), вряд ли интересны с точки зрения строя языка; не специфичны для данного языка, хотя и специфичны внутри него, такие частицы, как even, only, принципиально не отличающиеся от русских даже, только.

Мы ограничимся рассмотрением двух малых групп: личных местоимений и коннекторов, играющих важнейшие строевые роли в английской грамматической подсистеме и потому разительно отличающихся от соответствующих русских группировок.

Местоимения в целом вряд ли можно рассматривать как единую грамматическую группу слов — для этого слишком мало общего в их грамматических свойствах. Это скорее объединение нескольких малых, закрытых групп, специфичных и семантически, и грамматически. От больших частей речи, в целом ориентирующих свою семантцку на денотаты — предметы, явления, их свойства, отражаемые сознанием и речью, местоимения прежде всего отличаются референтной направленностью своей семантики, ориентирующейся не на денотаты, а на представление их в речи в том или ином аспекте. На этом, однако, сходство между группами местоимений заканчивается, и и в их грамматических и семантических характеристиках преобладают различия.

Выделяются четыре группы, традиционно объединяемые как местоимения: 1. Личные, представляющие предмет с точки зрения его участия (или неучастия) в акте речи. 2. Указательные, характеризующие предмет или качество с точки зрения его близости (или отдаленности) от места или времени акта речи, от упомянутых в нем предметов или качеств. На близость указывают this same, such, so; на отдаленность — that, other. 3. Вопросительные, представляющие предмет, явление, свойство как неизвестные говорящему, но предположительно известные собеседнику: who, what, which, where, when, why, how. 4. Неопределенные, представляющие предмет, явле- ние, свойство как элемент денотатного множества: референт может совпадать с денотатом полностью {all), частично (some) или не совпадать (по); в случае полного совпадения объема референции с объемом денотата референция может отличаться от денотации своей индивидуализацией (any, every, each). Есть особые слова для множеств из двух элементов: both, either, neither.

Для всех групп местоимений Характерны связи с функцией детерминации существительного (в каждой группе часть местоимений выполняет ее), а также с коннекторной функцией, особенно заметной у вопросительных местоимений; проявляется она и у отдельных указательных и неопределенных местоимений. У каждой группы есть свои модели композитного словообразования: сложные личные местоимения образуются со вторым компонентом -self, вопросительные с -ever, неопределенные с -thing, -body, -one, -where, -how, -way.

Личные местоимения представляют собой малую, закрытую, четко структурированную группу слов. Инвентарь слов определить не всегда легко, потому что далеко не всегда ясна разница между словоформами одного местоимения и двумя особыми местоимениями. Удобно поэтому просто перечислять все словоформы как элементы системы личных местоимений. В древнеанглийском языке система насчитывала 40 словоформ, отражавших грамматические различия между тремя лицами, тремя числами, тремя родами, четырьмя падежами. В среднеанглийский период словоформ стало меньше—16, что обусловлено исчезновением двойственного числа, переходом на двухпадежность ввиду изменения статуса родительного падежа и слияния в один объектный падеж прежних дательного и винительного. Имели место также существенные субстантные изменения в местоимениях 3-го лица: в среднем роде отпал начальный согласный (hit>it), в женском роде появилась совершенно новая форма she вместо прежней heo, во множественном числе было заимствовано местоимение they, вытеснившее прежнее hie. В новоанглийский период система в целом как будто не изменялась, только во 2-м лице исчезли падежные и числовые различия.

Если ограничиться инвентаризацией первоначальных древнеанглийских форм и последующих изменений в их составе и облике, можно просто не заметить самого существенного в истории английских личных местоимений — радикальной перестройки всей этой системы. Подобные перестройки в языковых системах могут сопровождаться сравнительно небольшими изменениями во внешнем виде отдельных элементов; крупных изменений, вообще, как правило, не бывает. Так, в новоанглийский период практически не изменился внешний облик личных местоимений, но именно в этот период начался новый этап перестройки их системы, существенно изменивший ее состав и структуру.

Системный подход к языковым явлениям предполагает учет объективно существующих границ изучаемой системы, которые, к сожалению, далеко не всегда совпадают с границами, намеченными и закрепленными научной традицией. Несоблюдение этого требования неминуемо искажает результаты исследования, так как не позволяет увидеть и описать систему в целом, а фрагментарность несовместима с системным подходом. Система личных местоимений в английском языке шире рамок, которые ей приписывает грамматическая традиция. Сам термин «личные местоимения» подчеркивает их главное отличие от прочих местоимений — ориентацию на роль предмета в акте речи, отраженную в формах трех лиц. Но эта черта присуща также местоимениям притяжательным и возвратным, которые тесно связаны с личными и семантически, и морфологически (общностью корней). Система личных местоимений охватывает также эти местоимения.

Для личных местоимений во многих языках характерна близость к существительным в морфологическом плане, что естественно вытекает из их функциональносинтаксического сходства. Это выражается в совпадении перечня грамматических категорий, кроме, разумеется, специфичной для местоимений категории лица. Однако совпадение перечня категорий не следует принимать за совпадение самих категорий — традиционная одноименность категорий разных грамматических разрядов слов затушевывает неизбежные различия в природе самих категорий.

Прежде всего необходимо выяснить, какие из категорий для личных местоимений словоизменительны и какие классификационны. Несомненно классификационный характер носит категория лица, разделяющая местоимения по признаку участия референта в акте речи на активно-коммуникантные (1 -го лица), пассивно-коммуникантные (2-го лица) и некоммуникантные (3-го лица).

С другой стороны, бесспорно словоизменительна категория падежа. Что касается двух остальных категорий — числа и рода, — то их природа сложнее и к тому же динамична. В древнеанглийском языке ее следует по-разному определять для местоимений коммуникантных и некоммуникантных. Род присущ только последним; структура категории числа у этих двух видов местоимений не совпадала: у коммуникантных было три числа, у некоммуникантных только два. Некоммуникантная парадигма состояла из 16 форм (три рода в единственном числе и не различавшее рода множественное число в четырех падежах) и имела ту же структуру, что и парадигмы местоимений указательных, с которыми некоммуникантные местоимения близки по происхождению, а также парадигмы прилагательных. Это ведет к заключению о том, что род и число у некоммуникантного местоимения были словоизменит^риЯЗми; подтверждается этот вывод и тем, что все фбрмы некоммуникантного местоимения содержали один и тот же корень' h- (he, hit, heo, hie, his, him, hin^l hire, hiera). Иначе говоря, имелось лишь одно некоммуникантное местоимение, изменявшееся в роде, числе, падеже.

У коммуникантных местоимений число вряд ли было категорией словоизменительной. Известно, что у личных местоимении эта категория отличается от одноименной у существительных семантически: поскольку говорящий по определению единичен, множественное число Ьго лица не может рассматриваться как указание на объединение говорящих. Оно указывает на присоединение к говорящему одного человека (двойственное число) или нескольких человек (множественное число). Первичной следует признать оппозицию единичного/объединенного лица, очевидно, служившую основой для классификационного разделения разных местоимений с разными парадигмами, с несовпадающими корнями и формантами. Вторичная оппозиция объединения с одним или несколькими лицами больше похожа на словоизменительную, так как у форм двойственного и множественного чисел наблюдается единство корней и формантов падежа. Итак, коммуникантных местоимений в древнеанглийском обнаружено четыре: обозначения активных и пассивных коммуникантов единичных и объединенных; всего пять личных местоимений.

Структура словоизменительной категории падежа у личных местоимений в целом была та же, что и у существительных— различались те же .четыре падежа. Но уже в древнеанглийском наметились два расхождения между личными местоимениями и существительными в использовании падежей: определилась тенденция к слиянию дательного и винительного падежей, а родительный падеж начал превращаться в склоняемое, согласуемое притяжательное местоимение.

В среднеанглийский период личные местоимения активно включились в процесс грамматической перестройки. Единственная категория, не затронутая этим процессом, — категория лица, конституирующая всю группу личных местоимений. Полностью выпало двойственное число. Осталось лишь два падежа -^ именительный и объектный, в который слились дательный и винительный. У коммуникантных местоимений тем самым должны были сохраниться в каждом лице по четыре формы — два числа в двух падежах. Это верно для 1-го лица — I, me; we, us. Во 2-м лице первоначально сохранился такой же инвентарь форм — thou, thee; ye, you, но затем он был резко сокращен путем устранения из активного использования форм единственного числа и ликвидации падежных различий; таким образом, современный английский язык во 2-м лице использует лишь одну форму you, не различающую никаких грамматических категорий.

Асимметричность парадигматических структур двух коммуникантных лиц — явление новое в системе личных местоимений.

Парадигма единого некоммуникатного местоимения 3-го лица, по своей природе и структуре близкая к парадигмам прилагательных, указательных местоимений» ориентированная на парадигму заменяемого существительного, не могла не реагировать на ликвидацию рода у этих разрядов слов. Но эта реакция выразилась не в утрате рода, а в его упрочении. Некоммуникантное местоимение — единственный участок грамматической подсистемы английского языка, на котором сохранилась категория рода. Это обусловило два принципиальных изменения в природе данной категории. Одно из них затронуло план выражения, рода: лишь в мужском роде сохранилась древняя корневая согласная (he), в среднем роде она отпала (hit>it), а в женском роде фонетически близкая к мужской форма heo была заменена в среднеанглийский период новой формой she. Другое изменение имело место в грамматической семантике категории рода: будучи больше не ориентированной на исчезнувший род у существительных и лишенная согласовательного характера, эта категория могла сохраниться только при условии приобретения семантической самостоятельности. Она получила новую опору в таких фундаментальных свойствах предметных денотатов, как одушевленность и пол.

В результате обоих изменений категория рода у некоммуникантного местоимения утратцла словоизменительный характер и сейчас разделяет три отдельных местоимения he, she, it. Вполне естественно, что и их общее множественное число приобрело статус отдельного местоимения, и это отразилось на его внешнем облике: прежняя форма hie, фонетически близкая к единственному числу, была заменена заимствованным местоимением they.

Таким образом, в современную микросистему личных 160 местоимений входят семь элементов^а ее структуру составляют пять грамматических оппозиций:

Среди местоимений одно — it — выделяется своей экстенсивностью во всех оппозициях. Это способствует расширению употребительности данного местоимения и тем самым повышению его строевой, структурной роли в синтаксисе английского предложения, где ему в силу отсутствия какой-либо положительной категориальной семантики свойственно занимать позиции, не требующие никакого семантического наполнения.

Описанные изменения глубоко затронули взаимоотношения между личными местоимениями и прочими грамматическими группировками слов: существительными, прилагательными, указательными местоимениями, а также взаимоотношения между местоимениями коммуникантными и некоммуникантными. Исчезновение парадигматических аналогий между личными местоимениями и именными частями речи, прекращение согласования по роду с заменяемым существительным, становление новой, независимой категории рода, переход к иной, чем у существительных, структуре категории падежа — все это заметно увеличило грамматическое своеобразие микросистемы. В то же время уменьшилось различие между ее коммуникантной и некоммуникантной частями. Таким образом, результатом перестройки стало укрепление личных местоимений как особого, закрытого разряда слов с внутренне единой системной организацией.

Примечательной чертой микросистемы личных местоимений следует, несомйенно, считать её высокую устойчивость против грамматической редукции, охватившей в среднеанглийский период парадигмы больших частей речи. Разумеется, она понесла немалые парадигматические потери. Но она сохранила родовые различия, утраченные частями речи, из четырех падежей сохранила три по сравнению с двумя у существительных. Правда, для этого пришлось изменить грамматический статус некоторых форм: так, родовые формы одного местоимения стали тремя разными местоимениями, а формы родительного падежа стали притяжательными дериватами личных местоимений. Нужно иметь в виду, что сохранение элемента системы вовсе не означает сохранения его субстантной оболочки. Для пяти элементов микросистемы личных местоимений потребовалась замена прежней субстанции- выражения новой, более устойчивой и более четко различимой — they, them, their, she, its. В то же время у пассивно-коммуникантного местоимения (2-го лица) тенденция к грамматической редукции не встретила такого сопротивления, как в некоммуникантном 3-м лице.

Общая реакция микросистемы личных местоимений на процесс грамматической перестройки (ее внутреннее укрепление, повышение ее автономности от других грамматических систем, в частности от частей речи) объясняется типологически обусловленным изменением строевой роли местоимений в грамматической системе языка.

Отход от флективности ведет, естественно, к повышению роли служебных слов.в строе языка. В условиях господствующей флективности местоимения обязательно охвачены теми же грамматическими категориями, что и две соседние с ними части речи — существительные и прилагательные. Аналитизация строя языка устраняет необходимость парадигматических сближений между местоимениями и этими двумя частями речи, но зато требует большого разнообразия внутри микросистемы местоимений. Для 3-го лица это особенно необходимо в связи с повышением его структурно-заместительного употребления. Что же касается беспрепятственной редукции во 2-м лице, то она, возможно, объясняется наименьшей информативной ценностью грамматических различий между его формами для пассивного коммуниканта — слушателя, чьи собственные характеристики эти различия отражают. #

Борьба микросистемы личных местоимений за укреп- ление своего единства, за сохранение своих элементов — лишь одна сторона ее участия в общей грамматической перестройке. Целью этой борьбы являлась стабилизация микросистемы в условиях, угрожавших ее целостности. С началом новоанглийского периода в микросистеме стали все более зримо проявляться признаки дальнейшей эволюции, направленной на развертывание микросистемы и симметризацию ее внутренней структуры. Здесь прежде всего привлекают внимание взаимоотношения между местоимениями личными и притяжательными. Последние образовались из родительного падежа личных местоимений еще в древнеанглийский период, и само их отделение от личных местоимений вполне понятно для языка флективного, нуждающегося в согласуемых местоимениях как определениях с притяжательной семантикой. Однако в среднеанглийский период притяжательные местоимения полностью утратили согласовательное склонение, что устранило основной фактор их отделения от личных местоимений; в то же время у обоих разрядов местоимений сохранились общие грамматические категории лица, чж^а^и рода. Начался процесс возвращения притяждтейьных дериватов в микросистему личных местогимений.

Притяжательные дериваты восьми личных местоимений (включая и местоимение ед. ч. 2 л. thou) возвращались в их падежные парадигмы, состоявшие из двух сохранившихся падежей — именительного и объектного (I — me, we — us, thou — thee, ye — you, he — him, she — her, it — it, they — them). При этом в парадигму входил не только третий, но и четвертый компонент, поскольку притяжательные местоимения в конце среднеанглийского периода образовали второй ряд своих форм. Он возник на базе первоначально фонетического варьирования, когда у притяжательных местоимений mine/my, thine/thy чисто фонетическое распределение вариантов (с /п/ перед гласным следующего слова, ту, thy перед согласным — mine arm, my hand) сменилось позиционным варианты my, thy закрепились перед существительным независимо от начальной фонемы, а варианты mine, thine стали ограничиваться прочими позициями, т. е. постпозицией к существительному, употреблением в отрыве от существительного (it is mine; a friend of mine). По образцу этих двух местоимений позиционное различие получило субстантное отражение и у прочих местоимений путем создания форм, удлиненных на согласную фонему, для позиций не перед существительным. В одних диалектах прибавлялась фонема /n/ (ourn, yourn, hisn, hern, theirn), в других /z/ (ours, yours, hers, theirs), закрепившаяся в национальной норме. Таким образом, в микросистему личных местоимений реинтеграция притяжательных дериватов внесла грамматизованную оппозицию предсубстантивности,- по которой интенсивным, предсубстантивным, «связанным» (conjoint) формам my, our, thy, your; his, her, its, their противостоят формы экстенсивные, непредсубстантивные, «автономные» (absolute): mine, ours, thine, yours, his, hers, its, theirs.

Свидетельством возвращения притяжательных дериватов в микросистему личных местоимений и внесения в нее новой грамматической оппозиции может служить то, что аналогичная оппозиция стала активно формироваться и у .непритяжательных личных местоимений. Как известно, в новоанглийский период наблюдается экспансия объектного падежа, который постепенно вытесняет именительный падеж из ранее присущих ему употреблений в составе главных членов предложения. Она преодолевает сопротивление нормативной грамматики; в 1-м лице она сильнее, чем в 3-м, а 2-е лицо довело ее до полного вытеснения именительного падежа уе объектным you.

Она полнее в предикативной функции: It is me признано нормой вместо устарелого It is I; она проникает и в некоторые разновидности подлежащего — при опущении сказуемого (сравним: taller than I am -►■ taller than me; Who says it? I do-^Who says it? Me), при его нефинитности (Me trust him? Never), при вхождении местоимения в состав слитно-однородного подлежащего (You and her will be friends).

Хотя начавшееся изменение распределения двух падежных форм личных местоимений еще не завершено и между зонами обязательного выбора одной из форм имеется промежуточная зона, где выбор зависит от сложного взаимодействия грамматических и стилистических факторов, можно утверждать, что вся промежуточная зона ранее целиком принадлежала именительному падежу и постепенно отходит к объектному. Это позволяет нам достаточно четко наметить складывающуюся границу между употреблениями двух падежей. Прежняя, устраняемая граница опиралась на различие функциональное, что типично для категории падежа: именительному падежу было присуще употребление в качестве главного члена предложения — подлежащего — или в составе другого главного члена — сказуемого, а объектный член мог быть лишь подчиненным, второстепенным членом предложения. Новая граница несомненно позиционна: за именительным падежом закрепляется позиция подлежащего перед финитным глаголом, а объектный падеж проникает в прочие позиций, непредглагольные или непредфинитные.

Вполне очевидно, что новое распределение двух падежей личных местоимений покоится на той же позиционной основе, которая присуща распределению двух форм притяжательных местоимений — в обоих случаях позиционно ограниченные, интенсивные, предсубстантивные и предфинитные формы противостоят экстенсивным непредсубстантивным и непредфинитным формам, распространяющимся на все позиции, кроме закрепленных за интенсивными формами. Так, у личного местоимения 1-го л. ед. ч. в новой, расширенной парадигме четыре формы — I, me, my, mine, из них две первые приглдгольны, две другие присубстантивны; формы первад^)и третья (ту) препозитивны относительно финитного глагола или существительного, формы вторая (те) и четвертая (mine) непрепозитивны и потому более свободны относительно глагола или существительного, способны употребляться после них или без них.

Примечательно, что общая для всех четырех форм грамматическая оппозиция препозитивности сложилась на двух совершенно различных субстантных базах: для прежних притяжательных местоимений, ставших присубстантивными формами личных местоимений, исходным материалом послужили фонетические варианты, а для прежних личных местоимений, ставших приглагольными формами в новых парадигмах личных местоимений, исходным материалом явились падежные различия. Поскольку, однако, субстантные факторы в принципе не могут играть решающей роли в эволюции языковых систем, необходимо признать единство эволюции в микросистеме личных местоимений, результатом которой является новая парадигма с двумя новыми грамматическими оппозициями — приглагольности/присубстантивности и препозитивности/непрепозитивности. Это предполагает отказ от двух традиционно-грамматических представлений: во-первых, от раздела личных местоимений на раз-ряды личных и притяжательных, во-вторых, от игнорирования единой природы грамматических различий между I и те, ту и mine — либо в обоих случаях это различие падежное, либо ни в одном из них падежа нет.

Процесс развертывания микросистемы личных местоимений не ограничился реинтеграцией притяжательных местоимений. Пятым компонентом в парадигме личных местоимений становятся композитные по структуре возвратные формы — к одной из форм личного местоимения присоединяется в качестве возвратного форманта прежнее существительное self — selves. Новые формы личных местоимений, как и прежние, характеризуются опре- деленной позиционной специализацией — они предназначаются для повторного указания на референт либо как на исполнителя двух актантных ролей в том же событии (She amused herself), либо с целью исключить постороннее участие в актантной роли и тем самым подчеркнуть роль референта (Не opened the door himself). Следует обратить внимание на то, что семантика возвратности распространяется на все формы личных местоимений, в том числе и на присубстантивные (притяжательные).

Семантическим аналогом субстантивного по происхождению возвратного показателя -self служит адъективное по происхождению слово own (сравним: I decided myself -*• my own decision), практически так же неотделиое от местоимения, как и прежнее существительное self.

В пятикомпонентной парадигме личного местоимения возвратная форма включена в оппозицию приглагольности/присубстантивности как форма приглагольная, а ее присубстантивным оппозитом можно считать не вошедшее в парадигму сочетание с own (myself — my own).

От двух других приглагольных форм (I, me) возвратная форма отличается как интенсивный член новой оппозиции возвратности/невозвратности.

Таким образом, современная английская микросистема личных местоимений состоит из семи элементов с пятикомпонентной парадигмой. Элементы противопоставлены друг другу по пяти оппозициям; парадигма организуется тремя оппозициями.