→  Нефинитная субпарадигма глагола

Нефинитная субпарадигма глагола

Парадигмы всех глаголов, кроме модальных, слагаются из двух субпарадигм — финитной и нефинитной. Они противопоставлены друг другу прежде всего в плане синтаксическом: в финитных формах глагол выполняет свою первичную функцию сказуемого, а в нефинитных — прочие функции, в том числе вторичные для глагола, но первичные для существительных, прилагательных, наре-чий. Тем самым субпарадигмы занимают разные места в полевой структуре глагола — финитная принадлежит ядру части речи, тогда как нефинитная периферийна. Это значит, что нефинитная субпарадигма представляет собой пограничную зону между глаголом и прочими частями речи. Поэтому перестройка системы частей речи как часть общей типологической перестройки английского языка не могла не отразиться на структуре нефинитной субпарадигмы.

Нескучное онлайн-обучение английскому языку с помощью игр и интересных заданий Присоединяйтесь к 23 миллионам пользователей Lingualeo Английский по фильмам и сериалам. Учите английский с удовольствием!

В языках флективных, где части речи — это хорошо очерченные морфологические классы слов, периферия глагола обычно организуется в виде отдельных пограничных областей между ним и каждой прочей частью речи. Так, русский глагол имеет три разновидности нефинитных форм: глагольное существительное — инфинитив, глагольное прилагательное — причастие, глагольное наречие — деепричастие. Такую организацию глагольной периферии отражает следующая схема:

Так же была устроена нефинитная субпарадигма у древнеанглийского глагола с инфинитивом и причастиями; не было, правда, особого глагольного наречия, но это, как можно предполагать, связано с общей нечеткостью разграничения прилагательных и наречий и не затрагивает общего структурного принципа расчленения нефинитной субпарадигмы на секторы, ориентированные на определенные неглагольные части речи.

Два коммуникантных лица — 1-е и 2-е — полностью утратили категориальные показатели, их выражение целиком перешло в синтаксическую сферу и осуществляется тремя соответствующими местоименными подлежащими I, we, you. Сохранившаяся морфологическая маркировка в 3-м лице как будто позволяет говорить о категориальном противопоставлении некоммуникантного лица объединенному коммуникантному лицу, т. е. о складывании бинарной структуры в глагольной категории лица. Думается, однако, что противопоставление здесь основано не столько на семантике коммуникантности/некоммуникантности, сколько на том факте, что перечень возможных коммуникантных подлежащих ограничен тремя перечисленными, тогда как инвентарь возможных некоммуникантных ^ подлежащих включает все существительные (а также их разнообразные эквиваленты) и потому не ограничен. Отсюда следует, что глагол располагает некоторым категориальным противопоставлением, реализуемым при принципиально не ограниченных некоммуникантных, субстантивных подлежащих и нейтрализуемым при трех коммуникантных подлежащих.

В условиях усиленного размывания границ между тремя неглагольными частями речи исчезла возможность и необходимость ориентации на каждую из них в отдельности. В среднеанглийский период этот принцип утратил силу, и в нефинитной субпарадигме начался процесс преобразования, обусловленный новыми взаимоотношениями между частями речи.

Древнеанглийский инфинитив имел формы, восходящие к разным падежам его реконструируемого предшественника — отглагольного имени. Одна из них, именительная по происхождению (etan, secgan), просто называла действие и широко употреблялась в различных вторичных для глагола именных функциях, главным образом дополнения, в том числе и к претерито-презентным глаголам. Другая форма, восходящая к дательному падежу (etanne, secgenne), обязательно сопровождалась типичным для этого падежа предлогом направления to, обозначала соответственно действие как цель и функционировала главным образом как обстоятельство цели.

Принято считать, что в результате редукции их разных суффиксальных показателей они слились в среднеанглийском в единую форму, новым показателем которой стал прежний предлог to (to eat, to say). Однако есть необходимость пересмотреть это мнение. Ведь в современном английском языке инфинитив по-прежнему выступает в двух формах — с показателем to и без него, и между ними наблюдаются существенные семантические и синтаксические различия, нисколько не меньшие, чем между двумя древнеанглийскими формами. Поэтому есть основания усомниться в утрате прежнего различия и поставить вопрос о его сохранности и преобразовании в новых условиях.

Инфинитив с показателем (/о V) значительно расширил диапазон своих синтаксических употреблений, которые сегодня охватывают подлежащее (То help him became my duty), именной член сказуемого (My intention was to help him), дополнение (We wanted to help him), определение (my intention to help him), обстоятельство (I went there to help him), т. е. по сути дела все синтаксические функции, вторичные для глагола и первичные для прочих частей речи.

Напротив, восходящая к инфинитиву форма без показателя, равная глагольной основе (V), сузила свое употребление и сохранила от древнеанглийского состояния только сочетание с модальными глаголами — продуктами эволюции претерито-презентных глаголов, которые, утратив способность самостоятельно формировать сказуемое, теперь синтаксически связаны с бессуффиксальной глагольной формой не как с дополнением, а как с обязательным компонентом сложного глагольного сказуемого. Эта синтаксическая функция, основная для бессуффиксальной нефинитной формы, занимает особое, промежуточное положение среди функций глагола. С одной стороны, функция второго компонента модального сказуемого не равна первичной для глагола функции сказуемого, которую выполняют финитные формы;.с другой стороны, это функция чисто глагольная, прочим частям речи недоступная. Следует, очевидно, различать у глагола не два ранга синтаксических функций, а три: между первичной глагольной функцией сказуемого и вторичными для него, но первичными для прочих частей речи функциями располагаются глагольные функции более низкого ранга, чем сказуемое, но и более высокого, чем вторичные.

Обе эти формы и в современном английском языке используются для выражения ирреального действия, что нередко трактуется как сохранение ими статуса категориальных форм наклонения. Но тогда приходится постулировать стандартную омонимию двух категориальных оппозитов — изъявительного и сослагательного наклонения, — что принципиально неприемлемо. Известно также, что лишенные показателей наклонения формы глагола не играют ведущей роли в выражении ирреальности и всегда обусловлены контекстом предложения, обычно сложноподчиненного: глагол в субпредикатной позиции принимает одну из этих форм, когда лексико-грамматическое наполнение предикатной части предложения индуцирует значение ирреальности на субпредикацию: They demand that he pay the debt. I wish he helped me. He would fail unless they helped him. He behaves as if he disliked her. Можно полагать, что подвергнутая подобной индукции глагольная форма реагирует на нее обычной для ирреальной предикации нейтрализацией других глагольных категорий — числа и времени.

Таким образом, между двумя прежними формами инфинитива в современном английском языке установилось новое различие по рангу выполняемых ими синтаксических функций относительно первичной глагольной функции сказуемого: форма V функционально ближе к фи- нитным формам и не проявляет никаких черт, сближающих ее с прочими частями речи, тогда как для формы to V характерно использование в функциях, первичных для прочих частей речи, что свидетельствует о функциональном сближении этой формы глагола с неглагольными частями речи. Поскольку синтаксическое различие сопровождается и формальным (наличие или отсутствие показателя to), есть основания рассматривать две эти формы глагола как два разных компонента нефинитной субпарадигмы. Сохранив термин «инфинитив» для обозначения формы с показателем to, необходимо ввести новый термин для формы без показателя; предлагается термин «полуфинитив», отражающий промежуточное место данной формы между финитной субпарадигмой и инфинитивом.

Можно полагать, что к выделившемуся в качестве особой глагольной формы полуфинитиву в ходе исторической эволюции присоединились две прежние формы косвенных наклонений — повелительного (др.-англ. find, hafa) и сослагательного наст. вр. (finde, -en). После редукции флексий все три формы совпали в плане выражения и в семантико-синтаксическом плане. Основные синтаксические употребления полуфинитива, вобравшего в себя эти формы, относятся к глагольным функциям сниженного ранга: в дополнение к рассмотренной функции второго компонента модального сказуемого от формы повелительного наклонения унаследована функция предикатного ядра односоставного побудительного предложения, а от формы сослагательного наклонения — функция сказуемого субпредикатной части косвенно^побудительного предложения (сравним: You must go — Go\ — I insist that he go с единой формой go в трех функциях). Общую семантику полуфинитива можно определить как обозначение действия потенциального, необходимого, возможного.

Итак, судя по новым взаимоотношениям инфинитива и полуфинитива, новым структурным принципом организации нефинитной субпарадигмы стало различение на грамматической периферии глагола нескольких ступеней близости к ядру этой части речи. Ближайшая периферия— полуфинитив V; вторую ступень занимает инфинитив to V, функционально приближенный к прочим частям речи, но не проявляющий никаких субстантных признаков сближения с ними в целом или с одной из них.

Единая нефинитная форма, не ориентированная на какую-либо конкретную часть речи за пределами глагола, сложилась и на третьей ступени нефинитной иерархии. В этой новой форме сливаются, начиная со среднеанглийского периода, глагольное прилагательное — причастие I — и восходящий к отглагольному существительному герундий. В плане выражения слияние форм привело к выбору суффикса отглагольного существительного -ing для складывавшейся формы и соответственно к полному вытеснению суффикса причастия -end. Новая нефинитная форма Ving, за которой целесообразно закрепить термин «герундий», очистив его от прежних коннотаций, выполняет, как и инфинитив, первичные для всех неглагольных частей речи функции подлежащего, дополнения^ определения, обстоятельства, именного члена сказуемого. Но в отличие от инфинитива герундий сближается с неглагольными частями речи не только функционально, но и субстантно. Он способен, сохраняя статус и свойства глагольной формы, транспонироваться в прочие части речи, что позволяет рассматривать его формант ing как показатель потенциальной транспозиции у глагола. Подобно существительному герундий свободно сочетается с любым предлогом, предваряется детерминативами, в том числе артиклями: The making him think was essentially a making him look at himself (/. Fowles).

Транспозиция в прилагательные и через них в наречия позволяет герундию принимать суффикс -ly (threateningly, admiringly).

Герундий, занимающий третью ступень нефинитной иерархии, замыкает ее, так как непосредственно примыкает к перифериям существительного, прилагательного, наречия. Но в полном соответствии с основным структурным принципом новой организации нефинитной субпарадигмы он не выявляет никакого предпочтения к какойлибо одной из трех частей речи, и этим он отличается от обоих своих предков — древнеанглийского причастия I и древнеанглийского отглагольного существительного. В замене их единым герундием ярко проявилось типологически обусловленное требование отказа от ориентации нефинитных форм на те или иные части речи, установления различий между нефинитными формами по степени близости, с одной стороны, к ядру глагольного поля, с другой — к совокупности прочих частей речи. На смену структурной организации, представленной в схеме на с. 129, пришла принципиально иная организация, отраженная в следующей схеме:

Необходимо отметить, что эта схема отражает наиболее существенные черты новой структуры нефинитной субпарадигмы, ее взаимоотношений как с финитной субпарадигмой, так и с неглагольными частями речи. За ее пределами остался еще один компонент нефинитной субпарадигмы— причастие (painted, sung, found, written), название которого не нуждается в уточнении ввиду слияния другого причастия с герундием. Заметим, что инфинитив и герундий, оформленные соответствующими показателями to, -ing, в плане выражения четко противостоят финитным формам, тогда как полуфинитив и причастие отграничены от финитных форм слабее — полуфинитив совпадает с настоящим временем, если оно не имеет форманта -s, а причастие у подавляющего большинства глаголов совпадает с претеритом. Однако проблема разграничения финитных и нефинитных форм не может быть существенной для языка, строй которого не предусматривает таксономической четкости — ведь финитность глагольной формы достаточно четко следует из ее сочетания с подлежащим в предложении.

Важнейшая для причастия проблема — вопрос о его целостности как единой глагольной формы. Ему присущи два резко отличных друг от друга употребления — в качестве самостоятельной синтаксической единицы и в составе аналитического сочетания перфекта. Лишь в составе перфекта причастие является обязательным компонентом глагольной парадигмы и имеется у всех глаголов, кроме модальных; но в этом употреблении оно обычно трактуется как форма, полностью утратившая свою собственную семантическую и синтаксическую характеристику и целиком растворившаяся в аналитическом сочетании, вне которого она у многих глаголов вообще невозможна.

В самостоятельном употреблении причастие проявляет свойства, позволяющие говорить о высокой степени его автономности относительно глагола. Многие глаголы, особенно непереходные, не образуют самостоятельно употребляющегося причастия. Оно отличается от глагола семантически, так как обозначает не само действие, а обусловленное им состояние одного из актантов, обычно пациенса. Отсюда преобладание в семантике самостоятельно употребленного причастия моментов предшествования действия состоянию и неактивности денотата имени, с которым связано причастие; впрочем, такое преобладание не исключает и иных семантических моментов. Наконец, в плане синтаксическом причастие в самостоятельном употреблении явно сближается с определенной частью речи — прилагательным, выполняя типичные для последнего синтаксические функции определения в препозиции к имени (a locked door) или в постпозиции (a door locked for the night), члена составного сказуемого (The door is locked). Сближение с прилагательным проявляется также в словообразовательных и транспозиционных потенциях причастия: оно принимает типичный для прилагательного отрицательный префикс ип- (unchanged, unspoken), преобразуется в наречие (decidedly, unpreparedly).

На первый взгляд причастие выпадает из общей структуры нефинитной субпарадигмы глагола, отличаясь от других ее компонентов ориентацией на одну часть речи и отсутствием единства между двумя употреблениями причастия. Думается, однако, что эволюция причастия при всем ее своеобразии не отклоняется от общего направления эволюции нефинитной субпарадигмы. Можно утверждать, что полуфинитив в составе аналитичского футурального сочетания shall/should/will/would come сохраняет все присущие ему качества — модальную семантику, позицию в составе сказуемого. В составе аналитического континуального сочетания We are working не теряет своих основных свойств герундий, обозначающий глагольное действие как процесс, состояние, соединенный в сказуемом со связочным глаголом. Само становление этих аналитических сочетаний шло так, что не разрушало ни синтаксического, ни семантического единства вовлекаемых в них компонентов с их употреблениями вне аналитических сочетаний. Причастие же было вовлечено в аналитическое перфектное сочетание совсем иначе.

Становление перфектного сочетания потребовало резкого разрыва причастия с обычным для него синтаксическим контекстом — оно было синтаксически оторвано от определяемого имени, обозначавшего пациенс его действия, и объединено с глаголом have, с которым в своем свободном употреблении ни синтаксически, ни семантически не связано. Это действительно вело к десемантизации и десинтаксизации причастия в составе перфектного сочетания. Немаловажен тот факт, что парадигматизация перфекта относится к тому периоду, когда синтетизм еще явно господствовал в глагольной парадигме, а аналитизация делала свои первые шаги. В таких условиях было естественным укрепление единства аналитического сочетания за счет семантической и синтаксической автономности его компонентов. Лишь впоследствии, уже в новоанглийский период, соотношение аналитизма и синтетизма в глагольной парадигме коренным образом изменилось, и окрепла тенденция к построению аналитических сочетаний из компонентов автономных, сохраняющих качества, присущие им вне аналитических сочетаний.

Установление единства глагола have во всех его употреблениях, включая перфектное, мы продемонстрируем ниже. Что же касается причастия, то его общую семантику в обоих употреблениях — перфектном и неперфектном — можно описать как состояние одного из актантов, обусловленное его участием в действии. В неперфектном употреблении таким актантом обычно бывает пациенс, в перфектном — агенс, для которого сохраняют актуальность последствия выполненного им действия. Таким образом, вхождение причастия в состав перфектного сочетания расширило его семантику, увеличив диапазон его семантической отнесенности к актантам, но сам принцип характеристики актанта у причастия сохранен.

Наиболее трудной, еще, по-видимому, не нашедшей своего разрешения в строе языка проблемой остается синтаксический разрыв между перфектным и неперфектным употреблениями причастия. Вне перфекта причастие сближается с прилагательным и через него с наречием. В соответствии с общей тенденцией эволюции нефинитной субпарадигмы причастие могло бы проявить какое-то сближение и с существительным. Думается, что аналитическое сочетание перфекта содержит некоторые условия для подобного сближения. Это прежде всего синтаксическая природа глагола have, характеризующаяся высочайшей переходностью и потому наделяющая любое правостороннее восполнение сходством с именем. Это и определенная семантическая близость причастия к именам состояния. Во всяком случае, есть некоторые основания сопоставлять в этом плане предложения Не has a lot of experience — Не has experienced a lot, We have dinner — We have dined. Конечно, нет оснований преувели- чивать весьма скромные проявления близости причастий к существительным, тем более нет оснований для прогнозов на будущее. Но перфектное употребление причастия само по, себе достаточно для того, чтобы не считать эту нефинитную форму в целом ориентированной на одну неглагольную часть речи — прилагательное и тем самым отказывать ей в участии в общей эволюции нефинитной субпарадигмы английского глагола. Хотя эта эволюция у причастия натолкнулась на серьезные препятствия, шла медленно и до сих пор еще не завершилась, она несомненно проявляется и на этом участке субпарадигмы.