→ Система языка и его строй
Система языка и его строй
Каждый язык представляет собой систему, т. е. функционально обусловленную, структурно организованную сово- купность элементов двух планов: выражения (фонетические для устной разновидности языка, графические для письменной)^ и содержания (лексические, грамматические). Соответственно в единой системе языка взаимо- действуют три подсистемы: фонетическая (заменяемая графической в письменной разновидности), лексическая и грамматическая. По субстантной природе своих элементов фонетическая подсистема соотнесена с психофизиологическим (антррпофоническим) аппаратом производства и восприятия звуков речи, лексическая — с отраже- нием в человеческом сознании многообразных предметов и явлений окружающего мира, грамматическая — с отражением в сознании наиболее существенных свойств и связей предметов и явлений. Следует подчеркнуть, что субстантная основа языковых элементов целиком относится к сферам сознания и физиологии, которые в принципе универсальны для всего человечества, и потому она не входит непосредственно в своеобразные, неповторимые системы тысяч человеческих языков.
Нескучное онлайн-обучение английскому языку с помощью игр и интересных заданий Присоединяйтесь к 23 миллионам пользователей Lingualeo Английский по фильмам и сериалам. Учите английский с удовольствием!Элементами языковых систем служат не сами звуки, предметы, явления, свойства и связи, а формируемые на их субстантной базе языковые единицы, которые никогда не используют свою субстантную базу целиком, но всегда отбирают в ней и включают в себя некоторую часть, тем самым получающую системный статус в данном языке. Так, фонетическая подсистема любого языка использует далеко не все антропофонически возможны звуки и далеко не все характеристики тех звуков, кота-* рые в нее включены. Грамматическая система каждого отдельного языка включает в себя лишь часть отражаемых сознанием свойств и связей предметов и явлений.
Вполне понятно, что лексическая подсистема никогда не охватывает своими. единицами всего многообразия предметов и явлений окружающего мира. Иначе говоря, формируя свои единицы, языковая система непременно ограничивает их субстантную базу. Любая субстанция может быть ограничена многими способами, из которых язык в каждом случае отбирает, естественно, один; при множестве объектов и способов ограничения оказывается неизбежной высокая степень специфичности системы каждого языка и ее подсистем.
Любое достаточно полное лингвистическое описание языка так или иначе описывает его специфическую систему. Конечно, описания могут различаться степенью адекватности отражения объекта. Многовековая лингвисти- ческая традиция ориентировалась прежде всего на субтантную характеристику языковых единиц: ее задачи сводились к описанию артикуляции звуков данного языка, предметов и явлений, отражаемых в его словах, свойств и связей предметов и явлений, отражаемых в его грамматических формах, (например, числа предметов, времени действий и т.п.). Историческая неизбежность субстантной ориентированности лингвистических описаний на этапе становления нашей науки очевидна: из трех аспектов любой системы — субстантного, структурного и функционального — лишь первый доступен прямому наблюдению и может изучаться еще до открытия самой системы как целостного объекта, тогда как два других ее аспекта могут стать объектами научного рассмотрения лишь в рамках системного подхода к языку. Широ- кое исследование структур и функций языковых систем развернулось, как известно, в XX в., когда появилась возможность перехода к подлинно системным описаниям языков в органическом единстве трех аспектов языковых систем.
Возможности эти, однако, до сих пор остаются неиспользованными по нескольким причинам, главной из которых необходимо считать огромную силу многовековых лингвистических традиций. Их воздействие на способы научного описания языка разнообразно. Одно из направлений этого воздействия — ограничение внимания тем или иным аспектом системы: если раньше описывался лишь наблюдаемый субстантный аспект языковой системы или подсистемы, то в XX в. распространилась практи- ка изолированного рассмотрения структурного аспекта, а затем — функционального. Одноаспектный подход к языковым системам обычно уделяет неодинаковое внима- ние подсистемам языка: так, структурный подход применялся прежде всего к фонетической подсистеме (струк- туральная фонология), затем к морфологической части грамматической подсистемы, а попытки приложения его к синтаксису и к лексической подсистеме успеха не имели; напротив, функциональный подход плодотворен прежде всего в описаниях лексической подсистемы, а также грамматической (функциональная грамматика), причем син- таксическая ее часть поддается чисто функциональному описанию легче, чем морфологическая. Если принять во внимание, что фонетическая подсистема оперирует сравнительно небольшим арсеналом малых по размерам единиц и что примерно так же характеризуется морфология, в то время как лексическая подсистема насчитывает десятки ты- сяч единиц, а синтаксические построения достигают немалых размеров, можно заключить, что структурный под- ход ставит в центр внимания малые языковые объекты, а функциональный предпочитает напротив, объекты крупные. Отсюда следует, что любой одноаспектный подход к языковой системе неизбежно ведет к выпячиванию одних ее участков за счет других и тем самым делает невозможным подлинно системный взгляд на единый, целостный объект. Иначе говоря, одноаспектный подход к языковой системе по сути дела антисистемен; языковые системы могут плодотворно описываться лишь с учетом органического единства их трех аспектов. Так ставит вопрос системная лингвистика.
Отрицательное влияние субстантно ориентированных лингвистических традиций на становление системной лингвистики проявляется также в подходе к проблеме адек- ватности описаний языковых систем. Ведь субстанция, лежащая в основе языковых элементов, сама по себе не разграничена на две части — включенную и не включенную в языковую систему: внешняя граница последней отделяет ее элементы от всего того, что к ним не относится, но если и элемейты, и не элементы имеют одну ту же субстантную базу, то отличить их друг от друга при одноаспектном чисто субстантном подходе невоз- можно. А поскольку научное углубление в субстанцию в принципе бесконечно, традиционная лингвистика, стремясь к максимальной точности и полноте описания своих объектов и не видя их системно-языковых границ, неизбежно выходила за их пределы в описание субстантных деталей, весьма удаленных от языковой системы. Так, фонетическая наука с нарастанием точности своего инструментального арсенала нередко углубляется в такие характеристики звуков речи, которые никак не связаны с фонетической подсистемой; лексикология бесконечно детализирует описания предметов и явлений, обозначаемых (или способных обозначаться) словом, причем раз- личия в самих предметах представляются как различные элементы в составе слова, хотя богатство и разнообразие субстантной базы элемента вовсе не требует его расщепления на несколько элементов; грамматическая наука так же бесконечно уточняет субстантное содержание своих объектов, детализирует отражаемые ими свой- ства и связи предметов и явлений, исходя из ошибочного представления о том, что субстантные различия между событиями и ситуациями, обозначаемыми грамматическими построениями, непременно свидетельствуют о наличии языковых различий между самими построениями.
В последнее время распространилась практика маскировки субстантного подхода: его провозглашают функци- ональным на том основании, что передача того или иного субстантного содержания (описание предметов, явлений, их свойств и связей) будто бы является функцией соответствующей языковой единицы. Но отношения между элементами языковой системы и их субстантными базами, будь то субстанция выражения или субстанция содержания, не дают никаких оснований для подобной трактовки. Элемент выполняет свою функцию относительно включающей его системы, но не относительно своей собственной субстанции. Следовательно, описание языковой единицы (слова или грамматического построения) в терминах обозначаемых ею предметов, явлений, их свойств и связей, если при этом не предпринимается попытка выяснить функцию единицы относительно включающей ее языковой системы, есть описание субстантное, не имеющее права претендовать на статус функционального или, тем более, системного.
Идущее от традиционной лингвистики стремление к максимальной полноте описания, кажущееся таким естественным в любой науке, не может быть безоговорочно принято системной лингвистикой. Аксиомой любой науки о системах является требование соблюдения объективно существующих границ системы. Всякая деталь, лежащая за пределами данной системы, подлежит исключению из ее описания — пытаться включить в описание леса особенности каждого дерева не только бесполезно из-за превы- шения оптимального объема описания, но и вредно, потому что описание леса как естественной системы при этом не состоится. Перефразируя известную юридическую формулировку присяги свидетеля, можно сказать, что подлинно системное описание говорит о системе, только о системе и всё о системе. Выше было сказано, что одноаспектный подход к системе по сути дела антисистемен, так как он нарушает принцип «всё о системе»; антисистемна и избыточная подробность в описании системы, нарушающая принцип «только о системе».
Перегрузка описаний излишними деталями характерна не только для традиционной, субстантно ориентированной лингвистики. Эта ошибочная практика проникла и в структуральную лингвистику, где она опиралась на примитивное толкование известного тезиса Ф. де Соссюра о языковой системе, где всё взаимосвязано (ой tout se tient). Общая взаимосвязь всех элементов в системе осуществляется системой в целом, ее единой структурой, которая не является простой совокупностью прямых взаимосвязей между отдельными элементами. Элементы с элементами в прямые связи не вступают, если такие связи системе в целом не нужны. Отсюда неплодотворность попытки Н. С. Трубецкого описать в терминах оппозиций взаимоотношения каждой фонемы с каждой другой фоне- мой в системе: в сетке оппозиций, разросшейся до многих сотен так называемых «многомерных» оппозиций, буквально потерялись немногие действительно существенные оппозиции между фонемой и ее ближайшими соседями по системе.
Отсюда следует, что повышение адекватности описаний языковых систем далеко не всегда равнозначно увеличению их детальности, потому что перегрузка несуще- ственными для системы деталями неизбежно ведет к искажению картины, к понижению адекватности описания. Наряду с полными, исчерпывающими описаниями языковых систем лингвистика нуждается и в таких описа- ниях, где на первый план^выдвигается не вся система языка со всеми ее функциональными, структурными и субстантными деталями, а ее наиболее существенные черты, которые в теснейшем взаимодействии друг с другом совместно определяют индивидуальное, неповтори- мое лицо данного языка. Такую совокупность существенных черт языковой системы мы называем строем языка. Здесь уместна метафорическая аналогия из области техники. Описать какую-либо машину как систему значит охарактеризовать возможности ее функционального использования, перечислить ее детали с указанием их формы и материалов, из которых они изготовлены, показать, как они соединены между собой и как участвуют в работе машины; понятно, что работающий на этой машине оператор Нуждается в таком полном описании машины. Точно так же невозможно овладеть языком (вне сообщества его носителей) без обстоятельного изучения полного описания его системы. Но для других профессиональных целей — например для инженера, для учителя иностранного языка — требуются описания иного рода, где на первый план выдвигается изложение принципов, положенных в основу конструкцию машины или, соответственно, в основу языковой системы. Такую задачу ста- вит перед собой описание строя языка.
Необходимо отметить, что три подсистемы языка — фонетическая, лексическая и грамматическая — неодинаково отражаются в его строе: строевая роль лексической подсистемы существенно ниже, чем двух других. Дело в том, что фонетическая и грамматическая подсистемы оперируют сравнительно малым числом элементов с высокой речевой частотностью и с высоким удельным весом каждого элемента в языковой системе; поэтому владение языком невозможно без достаточно полного владения обеими^ подсистемами. Обе они относятся к той разновидности систем, которые.характеризуют как закрытые, жесткие по, структуре. Лексическая подсистема, напротив, насчитав вает тысячи единиц, из которых лишь немногие, составляющие ее ядро, достаточно высокочастотны, остальные же образуют периферию подсистемы; подсистема в целом принадлежит к разновидности открытых систем с нежесткой структурой из ядра и периферии. Поэтому владение языком никогда не предполагает сколько-нибудь полного владения его лексическим богатством. Можно считать, что ребенок, овладевающий своим первым языком, или иностранец, усваивающий новый язык, овладел строем данного языка, когда практически усвоил все его фонетические единицы, большинство грамматических единиц и ядро лексической подсистемы; что же касается лексической периферии, которая по численности единиц во много раз больше ядра подсистемы, то она строевого значения для языковой системы в целом не имеет, и овладение ею в полном объеме, недостижимое для любого носителя языка, выходит за рамки овладения его строем.
Тот факт, что отдельные элементы лексической под- системы характеризуются очень низким удельным весом относительно строя языка, позволяет сделать важный вывод, способствующий отделению существенных для строя языковых закономерностей от несущественных деталей: несущественным с точки зрения строя языка следует считать все то, что присуще лишь отдельным, сводимым в закрытые перечни словам; строевое значе- ние имеют только продуктивные явления, не испытываю- щее чисто лексических ограничений. Поэтому исследова- ние фонетического строя английского языка, например, игнорирует такие слова, как genre ['за:дгэ] или Vladi- vostok, где фонемы встречаются в исключенных для лю- бого собственного английского слова позициях — /з/ в начале, /д/ после долгой гласной, /г/ после /д/, /1/ по- сле начальной /v/. He имеют строевого значения все случаи нестандартного образования множественного числа существительных: man—men, foot—feet, child— children, mouse—mice, ox—oxen, wife—wives и т. п., у глаголов — все случаи нестандартного образования прётеритных форм, включая претеритное причастие. Это значит, в частности, что в описание строя английского языка вводится положение о единой модели множествен- ного числа для существительных, а также положение о единой модели претерита для глаголов и о слиянии в ней претерита финитного и нефинитного (так называемого причастия II). Иначе говоря, явления моделируемые имеют строевую природу; отклонения от моделей в индиви- дуальных, перечислимых лексических элементах для строя языка несущественны. К последним в английской морфоло- гии относятся фонемные чередования в корнях существи- тельных и глаголов (man — men, sing — sang — sung), а также аффикс-(e)n (oxen, driven, known, broken, fallen).